Клык лежал неподвижно, полузакрыв глаза и положив серую морду на передние лапы. Ни один мускул, ни один волосок его не шевелился. Он словно застыл; казалось, что жизни в нем сейчас не больше, чем в немом сером валуне. А между тем каждый нерв его был напряжен, каждое волоконце его великолепных мышц натянуто, как стальная струна, и сердце мощными толчками гнало его звериную кровь. Ему довелось узнать и голод и стужу; он привык к завыванию ветра над лесом в долгие зимние ночи. Его не пугал рев весенних водопадов, он умел сжаться в комок под натиском свирепого урагана. Его шея и бока были в рубцах и шрамах - следы старых и новых ран, полученных в жестоких схватках. Ему дали имя Клык, за остроту и белизну его зубов. Он был великаном среди своих сородичей.
До сих пор Клык не ведал страха. Никогда прежде он не испытывал желания обратиться в бегство - даже в тот день, когда схватился с большой дымчатой рысью и убил ее. Так что же пугало его теперь? Он не знал этого, он только чувствовал, что попал в тот мир, где все внушало недоумение, тревогу. Клык снова был без хозяина.
Скорее бы вернулся хозяин! Зачем он оставил его, Клыка, одного среди этих лесов? Но хозяина не было. Он до сих пор не мог поверить, что хозяин мертв.
Он обернулся, тихо заскулил. Его покрасневшие глаза светились безысходной тоской, когда он, наконец, до конца осознал, что Дункан мертв. Он уже знал, что теперь он расстался с ним навсегда, и почувствовал в сердце боль, какой никогда прежде не испытывал, - боль мучительнее, чем от клыков собак, с которыми так недавно сражался, от голода или мороза. И он ушел. Оставил могилу своего хозяина и ушел.
Через какое-то время из глубины леса послышался долгий, протяжный вой, полный уныния и печали, - Клык прощался с Дунканом.
Он потом долго еще сидел там, в чаще, неподвижно, вдыхая непривычный воздух свободы. Он вглядывался в черные бездны леса, становившиеся все прозрачнее с наступлением утра. С того самого дня, как его впервые взял к себе Дункан, Клык не раз с помышлял об этой свободе, которой так требовал зов его волчьей крови. Но у него никогда не было сильного желания и повода бежать – Дункан любил его. А теперь - вот она, волнующая свобода. Он шел все дальше, углубляясь в лес.
Когда совсем рассвело, Клык подошел к краю болота. Он все время испытывал какое-то странное беспокойство, которое не рассеялось даже с наступлением дня. Вот он на воле и так далеко от людей, что даже их запаха не чувствовалось в воздухе.
Кругом было совершенно тихо. Болото лежало во впадине между двумя грядами холмов; ели и кедры росли здесь невысоко и так часто, что под ними почти не было травы; дневной свет едва проникал под густые кроны. Клык почувствовал голод. И одиночество. Он не умел обходиться без товарищей, а инстинкт подсказывал ему, что в этом безмолвном лесном мире можно легко найти общество себе подобных - для этого надо только сесть и завыть, излить свое одиночество. Несколько раз какой-то неясный звук готов был вырваться из горла Клыка, но тут же замирал.
Добыть еду Клык сумел без особого труда. К полудню он поймал большого зайца-беляка. Свежее мясо оказалось очень вкусным, и эта трапеза вселила в него уверенность. В тот день он выследил еще многих зайцев и двух убил. Клык давно не получал радости от преследования и охоты, кроме того: совсем недавно охотились на него.
Зайцы не оказывали сопротивления. У них было очень нежное и вкусное мясо, но Клыку скоро наскучило убивать их. Ему хотелось дичи покрупнее. Он уже не крался пугливо, скрываясь в зарослях. Теперь он высоко держал голову, шерсть на спине щетинилась, а густой хвост висел свободно, как у волка. Клык был полон жажды жизни. Он шел на северо-запад - то был зов прежних дней, тех дней, когда он еще жил на реке Аркон, на Скалистом острове; только теперь Аркон был далеко, он тек на расстоянии многих миль от этих мест.
В тот день Клык встретил много следов. Он запоминал, как пахнут отпечатки копыт лося и оленя, ямочки от мягких лап рыси. Потом он пошел по следу лисы, который привел его к полянке, со всех сторон закрытой высокими елями: земля там была плотно прибита и окрашена кровью. Там валялись голова, крылья и внутренности совы, и Клык понял, что не один он охотится в этом лесу.
К вечеру он увидел на следы, очень похожие на его собственные. Они были совсем свежие, и от их теплого запаха Клык заскулил. Желание сесть и завыть все росло в нем по мере того, как сгущались ночные тени в лесу. Клык был на ногах весь день, но усталости не чувствовал. Люди были далеко, а лесные сумерки чем-то странно будоражили Клыка. Кровь бежала в нем все быстрее. Ночь наступила ясная; на небе высыпали звезды, взошла луна. И наконец Клык сел на землю, поднял голову к верхушкам елей, и волчья его душа излилась наружу - у него вырвался протяжный, заунывный вой, который на мили вокруг разнесся в тихом ночном воздухе.
Долго просидел Клык прислушиваясь. Теперь у него был голос, голос с новым, необычным звучанием, и это придавало ему еще большую уверенность в себе. Клык ждал ответа, но его не последовало. Только впереди из кустарника выскочил лось и понесся прочь от этого страшного воя; рога лося, стукаясь о ветви деревьев, выбивали частую дробь.
Дважды еще Клык посылал к небу свой клич: ему доставлял удовольствие этот новый призвук в собственном голосе. Потом он снова побежал вперед. Вскоре он оказался у подножия каменистого склона. Оставив болото, он начал взбираться наверх. Там, наверху, звезды и луна казались ему ближе. По другую сторону хребта Клык увидел широкую равнину, ночное озеро, сверкавшее при свете луны, и выбегающую из озера белую реку, которая терялась в зарослях не таких густых и темных, как на болоте.
И вдруг каждый его мускул напрягся, сердце бешено забилось: откуда-то издалека, со стороны равнины, донесся вой, такой же, как его, - волчий! Челюсти Клыка щелкнули, белые клыки засверкали, он зарычал. Ему хотелось ответить, но инстинкт дикого зверя уже овладевал Клыком, и этот инстинкт говорил ему, что вой, который он сейчас услышал, не призывный, а какой-то иной.
Через час Клык снова ясно и отчетливо расслышал вой, протяжный вначале и обрывающийся резким, коротким лаем. Клыка мгновенно охватило неведомое ему доселе возбуждение. Все тот же инстинкт подсказал ему, что этот зов - приглашение на охоту. Через несколько минут вой повторился, и на этот раз где-то совсем близко, у подножия холма, раздался ответный вой. А за ним еще один, но уже так далеко, что Клык едва расслышал его. Стая собиралась на ночную охоту.
Клык сидел тихо и дрожал. Он не испытывал страха, но и не был еще готов идти туда, к ним. Гряда холмов, казалось, расколола его мир надвое. Впереди его ждала новая, необычная жизнь без людей. Но что-то тянуло его и обратно, и он вдруг повернул голову назад, посмотрел на освещенную луной равнину позади себя и заскулил. Теперь он скулил совсем как собака. Там, позади, остался его хозяин. Клыку все еще слышался его голос, он ощущал прикосновение его руки, видел тепло и доброту в его глазах. Он звал его через все леса, и этот зов был так же силен, как искушение спуститься на равнину.
Долго еще оставался он на вершине гряды, разделяющей его мир надвое. Потом наконец повернулся и стал спускаться на равнину.
Всю эту ночь Клык старался держаться поблизости от охотящейся стаи, но совсем близко не подходил. Эта осторожность спасла Клыка: ведь на нем еще сохранился запах человека, и волки не приняли бы его - они накинулись бы на него. Самый сильный инстинкт у дикого зверя - инстинкт самосохранения. И эта особенность жизни его сородичей заставляла Клыка то и дело валяться на земле там, где следов стаи было особенно много, - ему надо было пропитаться волчьим запахом.
Той ночью стая убила на берегу озера оленя и пировала почти до рассвета. Клык все время держался против ветра. Запах крови и теплого мяса щекотал ему ноздри, его острый слух различал даже хруст костей. Но инстинкт был сильнее искушения. Только когда стало совсем светло и волки разбежались кто куда по равнине, Клык подошел к месту пиршества. Он не нашел ничего, кроме залитой кровью травы и разбросанных костей. Но он вывалялся в этой траве и оставался здесь целый день. Зато следующей ночью, едва луна и звезды снова вышли на небо, Клык уже без страха и колебаний объявил о своем существовании новым друзьям с большой равнины.
В эту ночь волчья стая снова охотилась - возможно, уже другая стая, которая начала охоту в нескольких милях отсюда и, преследуя лань, достигла озера. Было светло, как днем, и с опушки леса Клык первым увидел, как на расстоянии четверти мили от него на берег озера выбежала преследуемая лань. Стая из дюжины волков уже приняла свое роковое построение в форме подковы, и два вожака бежали почти на одном уровне с ланью, по обе стороны, готовые замкнуть круг.
С резким лаем Клык вырвался из темноты. Он находился как раз на пути бегущей лани и кинулся к ней с быстротой молнии. Лань заметила Клыка и рванулась вправо, но тут ее ждали оскаленные клыки одного из вожаков. Клык достиг цели одновременно с ним и повис, вцепившись в мягкое горло лани. Рычащая стая плотной кучей навалилась сзади, и лань упала. Клык очутился под ней, ее вес тяжело давил на него, но Клык не разжимал челюстей. Ведь это была его добыча. Кровь его бурлила, он рычал сквозь стиснутые зубы.
Только когда лань дернулась в последний раз, Клык выбрался из-под нее. Он недавно убил зайца и голода не чувствовал. Поэтому он сел и стал терпеливо ждать, пока прожорливая стая покончит со своей жертвой. Немного спустя он подошел поближе, попытался протиснуться между двумя волками, но те огрызнулись, недовольные его вторжением.
Клык отступил, все еще не решаясь войти в семью своих диких собратьев, как вдруг крупный бурый самец отделился от стаи и кинулся на Клыка, нацелившись ему прямо в горло. Клык едва успел повернуться плечом к нападающему, и в то же мгновение оба они покатились по земле. Шум неожиданной схватки отвлек внимание стаи от пиршества, но враги уже снова были на ногах. Они стали медленно кружить. Их белые клыки сверкали, шерсть стояла дыбом. Вокруг сражающихся сжималось роковое кольцо зрителей.
Для Клыка во всем этом не было ничего нового. Десятки раз он сидел в таком вот кругу, наблюдая за битвой и ожидая ее конца. Сколько раз он сам бился не на жизнь, а на смерть посредине такого круга. Тут человека не было - только кордон клыкастых зверей, готовых броситься и разорвать на куски первого, кто упадет на землю. Клык был чужаком, но не боялся тех, кто его окружал: извечный закон стаи заставит их быть справедливыми.
Клык не спускал глаз с большого бурого вожака, вызвавшего его на бой. Они все еще продолжали кружить. Там, где только что щелкали челюсти, раздиравшие мясо, была теперь мертвая тишина. Собаки на их месте, наверное, стали бы огрызаться и рычать, но Клык и волк двигались молча, их уши были не прижаты, а стояли торчком, пушистые хвосты висели свободно.
Внезапно волк напал - стремительно, как молния, и челюсти его щелкнули с таким звуком, будто сталь лязгнула о сталь. Он промахнулся всего чуть-чуть. В то же мгновение Клык отскочил в сторону, и зубы его, как ножи, вспороли волку бок.
Они опять стали кружить. Глаза их все больше наливались кровью, губы высоко вздернулись. Теперь прыгнул Клык. Он хотел вцепиться в горло врага, но тоже промахнулся. Промахнулся совсем ненамного, но, как раньше сделал он сам, волк отступил, распоров Клыку бок; кровь потекла по его лапам и окрасила траву. Боль дала Клыку понять, что противник его опытен и силен. Клык распластался на земле, вытянув вперед морду, шеей прижавшись к земле. Защитить горло и выжидать - такому приему Клык выучился еще щенком.
Волк дважды обошел вокруг Клыка, а тот медленно поворачивался, глядя из-под полуопущенных век. Опять волк прыгнул, и Клык мгновенно раскрыл свои страшные челюсти, уверенный, что на этот раз мертвая хватка ему удастся. Но зубы его щелкнули в воздухе: с ловкостью кошки волк перевернулся через голову и встал на ноги.
Клык заворчал по собачьи и одним прыжком настиг волка. Они сошлись грудь с грудью. Всей своей тяжестью Клык навалился на противника, оскалил зубы, опять рванулся к его горлу. Но опять мимо. И, прежде чем Клык успел прийти в себя, волчьи зубы вонзились ему в загривок.
Изо всех сил он рванул вперед голову и кусанул наугад. Его мощные челюсти сомкнулись на передней лапе волка - у самого плеча. Раздался хруст сломанной кости, треск разрываемого мяса. Круг выжидающих зрителей сжался плотнее. Они насторожились, они знали, что один из бойцов будет побежден прежде, чем разомкнутся челюсти. Вот сейчас кто-то упадет, и это послужит сигналом, чтобы добить обреченного.
Только густая шерсть, толстая кожа на шее и твердость мускулов спасли Клыка от страшной участи побежденного. Зубы волка вошли глубоко, но не настолько, чтобы перервать вену. И вдруг Клык, собрав все силы, рванулся и высвободился из-под тела противника. Хватка на его шее ослабла. Еще рывок - и Клык, был свободен. Как вихрь налетел он на охромевшего вожака стаи и всем напором и тяжестью своего тела ударил его в бок. Клык знал: если такой удар нанести вовремя, он может оказаться еще гибельней, чем хватка за горло. Так и получилось. Бурый вожак, сбитый с ног, всего лишь на одно мгновение опрокинулся на спину, но тут же стая ринулась на него, чтобы отнять жизнь у главаря, потерявшего власть.
Тяжело дыша и обливаясь кровью, Клык вылез из этой серой рычащей массы. Он ослабел, голова его кружилась. Ему очень хотелось лечь. Но безошибочный инстинкт будто предостерегал его: держись! Не выказывай слабости перед своими новыми товарищами.
От стаи отделилась гибкая и красивая серая волчица. Она подошла к Клыку и легла перед ним на землю. Потом проворно поднялась и стала обнюхивать его раны.
Волчица была сильная и молодая, но Клык не удостоил ее взглядом. Он посмотрел на то место, где только что произошла битва, и на то немногое, что осталось от старого вожака. Стая уже вернулась к прерванному пиршеству, и теперь вновь слышался громкий хруст костей, Клык знал, что отныне все его дикие собратья будут слышать и узнавать его голос, и, если он завоет на луну и звезды, эти быстроногие охотники большой равнины ответят ему. Клык дважды обошел вокруг лани и пирующей стаи, а затем направился к опушке темного елового леса.
Войдя в тень, Клык оглянулся. Серая Волчица следовала за ним в нескольких шагах. Вот она подошла к нему, немного робко, и тоже обернулась и поглядела на живое шевелящееся пятно там, на берегу озера.
Волчица была совсем близко, и Клыку почудилось нечто новое в ночном воздухе. Нет, это не был запах крови или аромат пихтовой смолы. От ясных звезд, от луны на безоблачном черном небе нисходила тишина, странная и волнующая. Клык знал, что ночь была бы совсем иной - обычной! - если бы не присутствие Серой Волчицы. Он посмотрел на нее и в ее глазах прочел ожидание и вопрос. Она была очень молода, вероятно только-только перестала быть щенком. При лунном свете шерсть на ее груди и спине мягко лоснилась и блестела. Серая Волчица заскулила, глядя в красные глаза Клыка, он придвинулся к ней и положил голову ей на спину.
А она мягкой своей мордой коснулась раны на шее Клыка, и от этого нежного прикосновения, от ее тихого повизгивания Клык вдруг испытал то же чувство, которое вызывали в нем ласка и голос его хозяина.
Клык повернулся, тихо скуля. Потом ощетинил шерсть и высоко поднял голову, словно бросая вызов лежащему перед ним дикому миру. Бок о бок с Серой Волчицей они вошли в лесную чащу.
Тема закрыта
