Рюсэй подошёл к подготовке с ритуальной тщательностью, словно каждый жест был частью медитации. Сначала он совершил короткий поклон в сторону священного свитка, висевшего на стене, выражая уважение к месту и предкам школы. Затем, сняв хаори и аккуратно сложив его, он переоделся в простые тренировочные одеяния, подтянув пояс так, чтобы он не стеснял движений, но сидел идеально ровно. Его руки проверили завязки на наголенниках и нарукавниках, всё должно быть зафиксировано, ничто не должно отвлекать. Перед тем как взять деревянный меч, он совершил символическое очищение пространства вокруг себя лёгким взмахом кисти, отгоняя суетные мысли. Его пальцы обхватили рукоять древка с точностью, отработанной до автоматизма, не слишком жёстко, чтобы не потерять гибкость, не слишком слабо, чтобы сохранить контроль.
Он принял стойку в которой поставил меч перед собой, остриё на уровне горла противника, вес равномерно распределён на обе ноги, колени слегка согнуты. Это была не агрессивная поза, но защитная она позволяла парировать атаки с любой стороны, оставаясь готовым к мгновенному контратаке. Его дыхание замедлилось, став почти неслышным, а взгляд сфокусировался на точке между бровей мастера, не на самом мече, а на намерении, которое должно было проявиться в движении. Вся его суть свелась к одному, быть непроницаемым, как отполированный щит, и в то же время, готовым вспыхнуть, как молния в ясном небе.
Самурай D
Дзиндзиро
