Такаюки стоял, опираясь на катану, как на посох путника, сбившегося с дороги. Лезвие, воткнутое в мокрый песок, дрожало от каждого прерывистого вздоха - будто сама земля билась в лихорадке. Кровь, его и чужая, струилась по рукавам, смешиваясь с речной водой, и казалось, будто река теперь текла и в его жилах, холодная, тяжелая, несущая обрывки мыслей к далёкому мосту, где темнел силуэт уплывающего тела.
Он чувствовал, как мышцы дрожат, как струны лопнувшего бива, а сердце колотится, словно пытаясь вырваться из клетки рёбер. Воздух обжигал легкие, каждый вдох - будто глоток раскалённого песка.
- Я еще жив - всего одна фраза, но звенела в голове, как колокол, отгоняющий призраков смерти.
Глаза сами закрылись - на веки давила свинцовая усталость.
Перед ними проплыли обрывки битвы: одати сверкающая дугой как полумесяц, собственный вопль, заглушённый рёвом воды А потом... пустота. Пустота и тишина, в которой теперь звенели лишь цикады, будто насмехаясь над недавней яростью битвы не за честь, но за жизнь.
Ноги подкосились, и он осел на колени, ладони уткнулись в ил. Холодная грязь просачивалась между пальцев, напоминая Такаюки, что он еще живой. Из последних сил мужчина поднял голову - вдали, у моста, кружили вороны, садясь на камень.
Ветер донёс запах сосны, и Такаюки, собрав волю в кулак, выдернул клинок из земли. На лезвии, омытом рекой, отразилось бледное лицо, с тенью улыбки. Не победителя но выжившего.
Он шагнул в воду, позволив течению забрать последние капли крови с катаны. За спиной, на песке, остались лишь вмятины от коленей да алые росчерки - подпись под договором со смертью, где строчкой «до следующего раза».
Такаюки нашел нодати своего врага и поднял его закинув на плечо. Он быстро дошел до трупа Ронина и вытащил его на берег.
"С тобой еще не все кончено" подумал мужчина и приступил к особому ритуалу.
Такаюки, словно безмолвный демон, склонился над телами. Его тень, вытянутая закатом, ползла по земле, сливаясь с кровавыми лужами. Он переворачивал трупы лицом вниз, подгибая колени так, чтобы поза напоминала униженный поклон - не перед богами, а перед теми, кого они грабили. Руки бандитов он скрестил за спиной, связав их же собственными поясами, словно говоря "Ваша жадность стала вашими оковами"
Старшего, ронина с одати, Такаюки поставил на колени у края моста. Голову мертвеца он наклонил вперёд, будто тот каялся в грехах перед незримым судией, а в пальцы вложил обломок клинка одного из бандитов - символ сломленной гордыни. На спину ронина он каплями крови, смешанной с илом, вывел иероглифы: "Клинок, поднятый на слабых, обратится к тебе сам". Буквы стекали вниз, как слезы, растворяясь в речной воде.
Остальных он уложил вдоль дороги, словно вехи на пути в ад. И набил рты монетами, из их кошельков, что они забирали у своих жертв - последняя плата за жадность. На ближайшей сосне, содрав кору, он вырезал танто предупреждение: "Отсюда далее дует ветер смерти". Ствол, сочащийся смолой, казалось, стонал под лезвием, но Такаюки знал, деревья помнят всё.
Закончив, мужчина омыл руки в реке, смывая с кожи следы чужих жизней. Проверил свое оружие обратив внимание, что и меч и танто требуют заточки, а лук уже не куджа не годиться и его нужно будет позднее выбросить. Стрел осталось всего четыре. Мужчина потратил какое то время на сбор использованных стрел и даже те, что уже были не годны, он хотел забрать и оставить как можно меньше своих следов, после он от них избавиться. Вода уносила алые нити, а вороны, слетевшиеся на пир, каркали хором, словно повторяя его послание.
Такаюки взглянул на дорогу и уже подготовленный оборачивал одати в ткань, что бы не было видно, что это такое, направился вперед, к месту, где людей грабили, он хотел узнать есть ли живые или же хотя бы отдать почести мертвым и скрыть их тела от падальщиков, они заслужили лучшего в отличии от этих ублюдков.